культурна спадщина / історія / Сергій Білокінь / ЗІЗНАННЯ С.ГЛЕВАСЬКОГО
ПРО ГРАБУВАННЯ УКРАЇНСЬКОЇ КУЛЬТУРНОЇ СПАДЩИНИ ЗА БІЛЬШОВИКІВ

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ГЛЕВАССКОГО СЕРГЕЯ КОНСТАНТИНОВИЧА
М.Г. 3 экз. От 15.ІІІ.1930 г.

Родился я в 1881 году [8/20 марта (1)] в г.Киеве. 8 лет поступил в Киевскую 1-ую гимназию, а затем переехал с дядей своим Салимовским В.К. в Петербург и поступил в Петербургскую гимназию (2), которую и окончил. Затем я окончил Петербургский Университет в 1904 году и поступил на службу в Петербургскую Судебную Палату, где служил до начала и первые три месяца после революции, сначала в должности Пом[ощника] Секретаря, а затем Секретаря 2-го Уголовного Департамента [Петербургской] Судебной Палаты. [Был надворным советником.] При наступлении в Петербурге голодовки я в Июне месяце 1917 года переехал с семьей на родину в г.Киев, где поселился с первого дня и живу до настоящего времени в бывш[ей] квартире моей тещи - Карпека Е.Л. (3) по ул. Короленко д. 60. В первое время пребывания моего в Киеве я нигде не служил и, нуждаясь в деньгах, продавал свои старинные вещи, так как в течении 20 лет я собирал предметы старины и искусства в г.Петербурге и в г.Киеве, небольшая часть этого собрания оставалась у меня и до последнего времени. В 1918 году при утверждении в Киеве Советской власти я поступил на службу в Киевскую Военную Инспекцию на должность делопроизводителя, а затем был Пом[ощником] Инспектора Социалист[ической] Инспекции. После ухода Советской власти и прихода Деникинцев я делал попытки поступить на службу, но не был принят, согласно закону о том, что служившие в Военном Ведомстве Советских учреждений не имеют права служить в учреждениях деникинцев. К концу лишь пребывания Деникинцев в 1919 году мне удалось получить первое место делопроизводителя санлетучки № 8 Укр[аинского] Черв[оного] Креста, с которой я все время совершал разъезды по закупке провианта и медикаментов. В момент прихода в г.Киев польских оккупантов я находился с санлетучкой в дороге из Одессы в Киев и, ввиду занятия Киева поляками н[аш] поезд был задержан и простоял в пути на ст. Мардаровка 11/2 месяца. Прибыл я в Киев этим же поездом лишь по очищении г.Киева поляками и, желая служить по музейному делу, поступил на службу в Киевский Комитет по охране памятников старины и искусства (Губкопис), в котором я прослужил около 4-х лет (4). После этого около года я был безработным и снова был вынужден жить продажей отчасти своих старинных вещей, а частью получением комиссионных при продаже вещей моих знакомых, которые в то время поручали мне такую операцию.

В следующих 1925 и 1926 годах я служил приемщиком книг в складах УТО Киевского Госиздата (5). В 1927 г. я тоже был безработным и вынужден был опять прибегнуть к продаже как своих старинных вещей, так и поручавшихся мне знакомыми. Между прочим, будучи целый день свободным, я все это время днем ходил по разным антикварным и комиссионным магазинам, которых в то время было много. В магазине Золотницкого я познакомился через владельца магазина г.Золотницкого М.А.6 с секретарем Киевского Немецк[ого] консула г.Вольным (7) и от него узнал, что как он, так и немецкий консул г. Зоммер (8) интересуются для обстановки немецкого консульства и их частных квартир купить старинную мебель красного дерева и карельской березы. Когда у меня был случай продажи знакомыми подобного рода вещей, которые и в те времена, да и сейчас являются вещами абсолютно не экспортными, то я в очень редких случаях исключительно в дневное служебное время заходил в Консульство и там продал следующее: консулу 1 кресло карельской березы с выгнутой спинкой (корытко) за 50 руб. и три стула карельской березы за 60 руб., а г.Вольному я продал два столика карточных красн[ого] дерева за 80 руб. и одну старинную картину за 250 руб. Это все было до закупки Госторгом старин[ных] вещей для экспорта. С 1927 года и по сегодняшний день я был в консульстве непродолжительное время не более 4-х раз. С момента поступления моего на службу в Госторг я был в немецком консульстве один раз, по поручению т. [Еф.Гр.] Белоцерковского, заведовавшего моим Отделом, чтобы предложить им купить 1 комод карельской березы и 1 бюро красного дерева, которые неправильно закупила наша Житомирская контора и которые были признаны негодными для экспорта экспертами Антиквариата. К нам в контору пришли гр.Зоммер и Вольный и закупили эти вещи по ценам более высоким, чем те, которые были уплочены Житомирской конторой.

В прошлом 1929 году я не был в Консульстве ни одного раза, а в этом году пошел лишь один раз с тем, чтобы предложить купить у нас в Госторге 2 комодика старин[ного] красн[ого] дерева, которые также не годны для экспорта, но получил ответ, что гр.Вольный сам уезжает уже из Киева и будет продавать здесь на месте все закупленные им в Киеве старинные вещи, причем получил предложение купить у него часть вещей для Госторга, если найдутся годные для экспорта, а консул г.Зоммер заявил, что ввиду заполнения всего консульства вещами покупку каких-либо вещей он прекратил.

Из частных лиц, которым я в давнишнее время продавал свои вещи, указываю следующих лиц: инж[енера] Джунковского, которому я продал книжный шкаф, две черные гравюрки. Он сейчас живет в г.Ростове и в Киев сейчас не приезжает. Инженеру Антонову, живущему в г.Нальчике, я продал карточный столик красн[ого] дерева и комод орехового дерева. Продал год тому назад я проф. Рашбе две картины русских художников, продал я свою хрустальную старинную люстру, стар[инный] рояль и этажерку инженеру Рейху, который около 2-х лет [назад] выехал в г.Ленинград.

Кроме того, очень много своих вещей старины я продал в прежнее время через антиквара Золотницкого, имевшего магазин на Крещатике, и через другие комиссионные магазины. Продавал я в прежнее время свои вещи и антикварам, приезжавшим сюда из Ленинграда и Москвы, а именно гр.Явичу и гр.Мильштейну. С момента операций Госторга в этой области эти лица, боясь ответственности за покупку вещей, в г.Киев уже не приезжали и не приезжают. Сейчас я слышал, что гр.Явич арестован. Слышал я, что покупку старинных вещей в Киеве также производили одно время и поляки из польского консульства, но вещи ничтожные по качеству и притом по очень низким ценам. У этих лиц я никогда не бывал и ни с кем из них никогда знаком не был.

О том, что делается вообще в Госторге в Экспортном Отделе у других лиц, я абсолютно ничего не знаю, так как мой Отдел совершенно изолирован от других операций Госторга, и я являюсь служащим не Госторга, а Ленинградской Конторы "Антиквариат", которая со мной сговорилась об условиях моей работы непосредственно и даже часто ведет переписку о делах не с Госторгом, а лично со мной.

Состою я при Госторге сравнительно немного времени. В 1928 году я служил там лишь шесть месяцев. Вторую половину года я не служил, а в 1929 г. служил с 13 Июня и по сегодняшний день и принят на службу временно на 3 месяца, а сейчас служба моя продлена до 1 Июня т[екущего] г[ода.] Со служащими Экспортного Отдела Госторга о каких-либо консульствах или о лицах консульского состава никогда разговоров я не вел. Единственный человек в Госторге, который в очень редких случаях говорил мне о консулах, есть гр.Ефименко, служащий швейцаром. Он иногда оказывает услуги по покупке билетов иностр[анным] подданным, уезжающим из Киева, и самим консулам. От него единственного я слышал, что Киевская контора приобрела автомобиль немецкого консула и передала его Губисполкому. Гр. Ефименко подрабатывает и у меня исполнением поручений по упаковке вещей и в это время рассказывает мне "госторговские новости".

Знаком ли кто-либо из наших служащих с кем-либо из консульского состава, я не знаю, равно не знаю, бывает ли кто-либо там, ибо уже больше года я там не бываю вовсе.

Закупка вещей на частном рынке идет незначительная. Закупаем у частных лиц мы ежемесячно на сумму до 1000 руб. Всего же заготовка определяется ежемесячно в сумме около 5000 руб., а в этом месяце дойдет до суммы 10 000 руб., причем почти вся эта сумма падает на закупки вещей в государ[ственных] учреждениях, а не у частных лиц. Вещи приносят или сами владельцы, или же сообщают свои адреса. Продают вещи иногда также и лица по поручению владельцев.

За все 12 лет революции я написал за границу лишь 2 письма. Одно из них в г.Париж два года тому назад гр.Гринбергу А.Г., служившему вместе со мной в библиотеке Музея искусств ВУАН, а и уехавшему в Париж лет 7 - 8 тому назад. Мне предложили купить в Киеве старинную головку, акварель, и я просил по фотографии передать знатокам, определить школу и эпоху этой картины, а также ценность одного кресла, но получил ответ, что по фотографиям экспертизу произвести нельзя. Во втором случае около года тому назад я написал письмо в Варшаву г. Сандальжи С.И., служившему вместе со мной с 1919 года в Киевской Картинной галерее секретарем и получившему разрешение на выезд с семьей как Турецкому подданному заграницу в 1926 или [19]27 годах.

Никаких других писем за все эти 12 лет заграницу я не писал. В моем антикварном отделе закупка ковров производится в ничтожном количестве. Так, за 10[-ти]месячный период н[ашей] работы мной закуплено ковров в госуд[арственных] учрежд[ениях] и у частных лиц не более как 12-15 штук. Никаких "поставщиков" ковров у меня не имеется. В той же комнате, где работаю я, есть и другой специалист Кустпромэкспорта, покупающий исключительно ковры в большом количестве. Я же покупаю исключительно очень старинные ковры, которых на рынке попадается мало.

Никаких покупок валютных, т.е. экспортных вещей помимо Госторга я не произвожу по той простой причине, что приглашен я на службу не постоянную, а временную, в зависимости от количества и качества закупленных мной для Антиквариата вещей, через 3 месяца срок моей службы за истечением договора прекращается и вопрос о продлении службы будет разрешен в Ленинграде в зависимости от ценности и количества закупленных мной за год вещей. Кроме того, нужно иметь в виду, что на антикварном рынке уже существует давно положение, при котором продать вещь здесь на месте в Киеве в данное время нет никакой возможности, так как всем известно, что частные лица - профессора-медики и инженеры - покупку предметов роскоши совсем прекратили, прекратили окончательно также покупку и те немногие лица из консульства, которые еще год тому назад кое-что покупали, но по дешевым ценам. Не приезжают также сюда и столичные антиквары. Таким образом, покупать вещи хотя бы и ценные для того только, чтобы их складывать до неизвестного момента, является нелогичным и требовало бы массы денег, которыми сейчас граждане УССР не обладают вообще в достаточном количестве. Около месяца тому назад из Ленинграда пришла переоценка около 40 предметов, закупленных мною по цене за всю партию в 2687 руб. (приблизительно), в Ленинграде комиссией специалистов - оценка в сумме 3967 руб., таким образом, при покупках мною даже в пределах цен на местном рынке соблюдена экономия в 1000 с чем-то рублей.

Я сейчас вспомнил еще один случай посещения мной немецкого консула и продажи ему одной из вещей Киевского Госторга. Дело было так. В Киев была привезена редкая по красоте кровать красного дерева, до революции принадлежавшая б[ывшей] кн. Щербатовой в г.Немирове. Ввиду того, что единственная присланная в то время из Харькова большая информация гласила о том, что и кровати старинные с прекрасной отделкой эпохи ампир имеют ценность на заграничном рынке, кровать эта была нами закуплена за сумму 275 руб. Приехавшая спустя три месяца комиссия приемочная из Ленинграда в лице т.Ильина и т.Глазунова не могла точно сказать, является ли эта кровать экспортной или нет, а пообещала сообщить нам свое решение по этому вопросу из Ленинграда. Долго мы не получали ответа и только после настойчивых напоминаний получили ответ, что кровать вообще не экспортна. По указанию т.Белоцерковского Е.Г. я зашел в консульство и предложил консулу Зоммеру осмотреть эту кровать, стоявшую у нас на складе, и через день он приехал и купил у нас эту кровать за 400 руб. Таким образом, мы избегли возможных убытков и даже имели прибыль на этой неэкспортной вещи. Это было, если я не ошибаюсь, в конце 1928 года.

Из числа закупленных мною и в 1929 году старинных вещей часть их, приблизительно на сумму рублей 200, была признана в следующий приезд эксперта Ленинграда т.Глазунова не экспортной. Такое его заключение касалось 3 фигурок бронзовых божков (Буд[д]), купленных мною в Харькове за 60 руб., 2 ковров украинских стоимостью в 110 руб. и одной вазочки серебр[яной] ампир, стоимостью 22 р. 50 к. Ввиду этого мною были приняты меры к продаже этих вещей на внутреннем рынке, и сумма, затраченная на покупку, целиком была выплачена и внесена мной на счет Госторга.

Эксперт т.Глазунов приезжал текущим летом в Харьков, где я его встретил по вызову Харьковского Укргосторга для оценки и выбора в музеях Украины вещей, годных для экспорта, на сумму 400000. Такое решение было вынесено постановлением РКИ Украины. Была составлена комиссия в составе представителя Главнауки т.Дубровского В.В., оценщиков т.Глазунова и меня. В течение 13/4 месяца мы объезжали лучшие музеи Украины и отметили вещи, годные для экспорта на эту сумму, в том числе в одном Киеве вещей по минимальной оценке на сумму до 160 тысяч. Тем не менее Наркомпрос не разрешил к вывозу и продаже часть намеченных нами вещей на сумму около 170000. Но из группы полученных нами вещей две картины, взятые нами из Киевского музея и оцененные в 500 руб. пара были переоценены в г.Ленинграде комиссией Эрмитажа, признаны произведениями известного франц[узского] мастера 18 века Гюбера Робера и оценены этой комиссией в 50000 рубл. Вслед за высылкой этих картин я писал в Ленинград о том, что я нашел данные, которые дают значительное основание считать их произведениями именно Гюбера Робера.

Что касается до отношений, существовавших в Киевском Госторге в Экспортном Отделе, то, как я уже указал выше, бывал я в помещениях, занимаемых другими отделами, редко, с лицами, стоявшими во главе этих отделов, разговаривал редко и даже не знал и не знаю до сих пор имени и отчества некоторых из этих лиц. Бывают они в нашем помещении сравнительно редко, так как при каждом отделе имеются свои складочные помещения, большую часть времени они проводят в этих складах, а не у нас в конторе.

Что касается до возможности покупки мной вещей, годных для экспорта, для себя лично, а не Госторга, то должен указать на следующую абсурдность таких предположений. Прежде всего, главная моя заинтересованность заключается не в мифической возможности заработка на какой-либо из таких вещей, которые сейчас вообще, помимо Госторгов, не находят совершенно покупателей, а в увеличении до максимума таких вещей по заготовке Госторга, ибо главная моя заинтересованность заключается в закреплении за собой места в будущем, которое прекрасно оплачивается и представляет собой найбольшую ценность, чем те ничтожные заработки на вещах, которые сейчас в громадном большинстве вообще не могут быть реализованы на наших рынках. Причины, которые создали такое напряженное состояние, заключаются в том, что уже давно идут разговоры о коллективизации быта и о прикреплении мебели к квартирам и т.п.

Ввиду того, что Фининспектурой в последнее время были приняты очень значительные меры репрессивного характера в отношении лиц, продававших вещи Госторгу (вызов в Финотдел, наложение налога и т.п.), вообще предложение таких вещей на частном рынке уменьшалось с каждым месяцем. Не так давно нами получен был из Ленинграда протокол совещания контор "Антиквариат", из которого видно, что такое же напряженное положение создалось и на Ленинградском и Московском рынках, где закупка антиквариата с 70000 руб. в месяц упала до 7000 руб. в месяц, причем для устранения этих недочетов этим совещанием было постановлено совершенно отказаться от системы требования счетов от лиц, продающих вещи. На наш запрос, каким способом осуществить эту систему закупок, нами получен был на этих днях ответ от конторы "Антиквариат" о том, что постановлением Совета Народных Комиссаров, от какого именно числа, я не помню, и распоряжением Наркомфина РСФСР закупка предметов старины и искусства освобождена от представления счетов, а потому конторе Госторга УССР надлежит также добиться таких прав перед своими высшими учреждениями. В мое отсутствие во время выезда моего в Прилуки, по телеграмме Админотдела, Управл[яющим] нашей Конторой т.Касьяненко была послана бумага об этом в соответствующие высшие учреждения г.Харькова. План заготовки мной для экспорта антиквариата определен был в сумме 65000 рублей за год. Благодаря принятым исключительно мной мерам, по получении от Наркомвнутдела в Харькове распоряжения о передаче церковных тканей Админотделами не в утиль, как это было раньше, а нам для экспорта, в последний месяц мне удалось поднять заготовку по моему отделу с 5000 р. в месяц до почти 10000. Так, в последнюю мою поездку в Прилуки в Админотделе мною принято тканей на сумму 6000 [рублей], которые этими днями прибудут к нам в Киев. Таким образом, можно считать, что план заготовки годовой не только будет выполнен, но даже превзойден.

Считаю нужным еще отметить для ясности, что по имеющимся у нас более-менее точным указаниям, что нам следует покупать, которые от поры до времени меняются, вещи, которые могут быть экспортируемы, почти все относятся к эпохе 17 или 18 века, т.е. вещи, очень редко теперь встречающиеся не только на частном рынке, но и в музеях. Покупка мебели красного дерева и карельской березы эпохи начала ХІХ века, которую сейчас можно было бы еще найти как в городе, так и провинции, покупать нам для экспорта совершенно запрещено. На последнем совещании Антиквариата были предложения за то, чтобы пустить в экспорт и менее ценные, но старинные вещи, но в окончательном результате предложение это принято не было.

Кроме того, мной получены новые указания тех вещей, которые следует нам закупать, причем круг таковых этим новым распоряжением еще более сужен, а именно, нам запрещена закупка почти всех старинных картин, как как спроса на них за границей нет. Разрешена закупка лишь картин, продажа которых заграницей может дать не меньше 5000 руб.

Около 3[-х] лет тому назад я был арестован следователем ГПУ товарищем Казбеком по обвинению в преступлении, касающемся хищения вещей из государств[енных] учреждений. Судя по производившемуся допросу, который закончен не был, так как до окончания [следствия] я выпущен был на свободу под подписку, речь шла о нескольких обменах старинных вещей в Киевском Историч[еском] Музее. Просидел я под следствием 1 месяц и 14 дей, а затем был выпущен. Дело перешло к суд[ебному] следователю, который допроса меня не производил, а дело отправил на прекращение. Прокуратура это постановление утвердила.

Поступил я на службу в Киевскую контору Госторга в марте месяце 1928 года следующим образом: в одно из посещений мной комиссионного магазина один из служащих там, фамилию которого я не помню, сообщил мне, что при конторе Госторга открывается новое отделение по закупке старинных вещей, причем добавил, что неизвестный им представитель Госторга заходил к ним в магазин и спрашивал, кто в Киеве мог бы быть назначен ими на должность агента по закупке. По словам этого лица, служащие магазина указывали и рекомендовали на эту должность именно меня и советовали мне зайти в контору Госторга. Я так и поступил. Прийдя в Госторг, мне указали на лицо уполномоченное вести переговоры о приеме на службу антиквара. Этим лицом оказался Е.Г.Белоцерковский. Я объяснил, что пришел проситься на место агента по закупке старинных вещей. По предложению т.Белоцерковского, я подал свое заявление с приложением служебных документов. С тех пор прошло около двух недель.

Я наведывался много раз в Госторг и, наконец, узнал, что прошла моя кандидатура. Между прочим, на эту же должность хотели поступить профес[сор] Макаренко и гр. Быстрицкий.

Прослужил я на этой службе недолго, месяцев около 6-ти. Вещи старинные разыскивал и брал для осмотра я. Еженедельно, а также эпизодически, по мере накопления вещей, собиралась комиссия в составе директоров киевских музеев - проф. Эрнста, Гилярова и Куринного (9), которая осматривала эти вещи, ценила и покупала их, а некоторые признавала негодными и возвращала владельцам.

Через 6 месяцев последовала из Харькова телеграмма о прекращении закупок впредь до приезда Ленинградской Комиссии, которая осмотрит закупленное и даст инструкции о том, что покупать. В этом заключалась главная причина неудачных покупок Госторга. Разрешение на покупку вещей было предоставлено всем малым провинциальным конторам и не указано совсем, что покупать и чего не покупать. Между прочим, приехавшая к нам в Киев через месяц комиссия произвела осмотр наших закупок и приняла для экспорта около 80% закупленных нами вещей. После этого закупка вещей еще продолжалась около месяца, а затем сделка с конторой "Антиквариат" и Укргосторгом по реализации этих вещей была рас[с]троена и вновь заключена Укргосторгом с фирмой Совпольторг. Ввиду того, что Совпольторг вскоре покупку и продажу старин[ных] вещей прекратил, дело это распалось совсем и окончательно.

Спустя месяца пять-шесть в Киев приехал некий, назвавшийся гр. Скворцовым или Соколовым, если я не ошибаюсь, и зашел ко мне на квартиру. Он представился мне служащим главной конторы "Антиквариат" в Москве. По его словам, фирма хотела бы иметь на Украине агента по закупке старинных вещей, слышала о моих знаниях этого дела, а потому он просит сообщить, согласен ли буду я принципиально принять это место и, в случае вызова, приеду ли я в Москву. Ввиду того, что я был без работы, я согласился на это предложение. Спустя месяц или два я неожиданно получил телеграмму от Антиквариата с вызовом меня в Москву. Ввиду болезни у меня носа (рак) я не мог выехать сейчас. После этого я получил вторую телеграмму, вместо ответа на каковую я выехал в г.Москву. Там в конторе я вел переговоры с директором "Антиквариата" Гинзбургом. Переговоры закончились приемом меня на службу. В переговорах принимал участие и заместитель директора т.Брук. По завершении переговоров я вместе с т.Бруком выехали в г.Киев для осмотра ценной мебели в б.имении Щербатовой в г.Немирове, а затем т.Брук выехал в г.Харьков, где и заключил с Укргосторгом договор на закупку старины в пределах Украины.

В бытность мою в г.Житомире в первый раз в 1928 году вместе с комиссией по отбору для экспорта вещей Житомирских музеев, в которую входили т.т. Эрнст (в качестве охраны старины) и Белоцерковский, заведовавший группой антиквариата, разыгрался такой инциндент. В музее - картинной галлерее в Житомире нас встретили представитель Губполитпросвета, фамилии которого я сейчас не помню, и хранитель галлереи т.Антонов. Когда мы объяснили этим лицам цель нашего приезда - наметить лишь вещи, годные для экспорта, а не брать их с собой, эти лица стали протестовать вплоть до отказа показать нам музей, и только вмешательство т.Эрнста, подчеркнувшего свою роль инспектора по охране музеев, позволило нам осмотреть вещи.

Отметка каких-либо вещей вызывала бурю негодования со стороны т.Антонова. По выходе нашем из музея по нашему адресу из уст представителя Губполитпросвета извергались оскорбительные и ругательные фразы, вроде "грабителей" и т.п. Я тогда же указывал т.Белоцерковскому на необходимость обратить серьезное внимание на этот инцидент. Надо сказать, что во второй наш приезд в г.Житомир, в присутствии т.Зуммера, гр. Антонов держал себя уже вполне корректно.

Участвовал я также в комиссиях по изъятию ценностей из Лаврского музея, Картинной галлереи и Музея ВУАНа в Киеве. В первый раз из Лаврского музея нами было изъято много парчи церковной старинной, бриллиантовых оправ на икону, частично золото и серебр[яные] немецкие кружки. Во второй раз золотая чаша весом около 10 фунтов, много парчевых риз (около 150 шт[ук], три серебр[яные] предмета (кружки) и слоновой кости иконка. Из Картинной галлереи были взяты картины, бронза 18 века и мебель. В Музее ВУАНа две картины Кранаха ("Адам и Ева") ценностью в 30000 руб., 2 картины Гюбер[а] Робера, оцененные в 50000 руб., портрет мужской, оцененный в 3000 руб. и много других картин.

В Киеве у частных лиц мною покупались вещи: у гр. Работниковой 4 серебр[яные] кружки и комод, у инж[енера] Ицковского несколько ковров украинских, у гр.Розмитальского 2 цветные английские гравюры, у гр. Быстрицкого два куска парчи, большое серебр[яное] блюдо, у гр. Чигирика в Полтаве несколько ковров украинских, у гр. Воронова, привезшего ковер русский обюссон из Пирятина, серебро, столик старинный у гр. Бартельди, у гр. Фиксман (10) - три золоченых стула, у гр. Ярошецкого - два комодика Л[юдовика]-16, у ксендза в г.Виннице и др[угих] лиц, фамилии которых я сейчас не помню, ибо они приходили к нам в контору и там называли фамилии мне совершенно незнакомые. Все эти лица выдавали расписки, на которых имеется указание фамилии и точного адреса. Кроме того, адрес и фамилия продавца находятся в моей инвентарной книге. Вообще, повторяю, закупок у частных лиц произведено было мной на сравнительно небольшую сумму из всей суммы заготовки тысяч в 40 - 45 - на сумму тысяч 6. Остальное все закуплено в госуд[арственных] предприятиях и учреждениях.

Вспоминаю еще продавцов: инж. Бодунгена в Виннице, там же в Виннице гр. Бойко и гр.Ребельский; в г. Киеве гр. Ф.Ф.Кундеревич, В.Шафиров, гр. Асс в Харькове, гр. Левитская в г.Киеве, гр. А.Кример (11) в Киеве, там же инж. Тульчинский.

Многие фамилии продавцов я сейчас забыл, но решительно все они записаны в моей настольной инвентарной книге, с указанием их точного адреса.

Поездки мои с Комиссией по музеям Украины продолжались в течении 1 месяца с лишним. Первый отбор вещей мы произвели в Харьковском музее, где отобрали лучшие рисунки заграничных мастеров, а также гравюры мастера 16-го века Дюрера, около 60 штук. После этого мы с Комиссией выехали в Сумы, где тоже произвели отбор вещей, годных для экспорта. В Сумах вещей оказалось на небольшую сумму. Я забыл еще сказать, что в г.Харькове в экспортном отделе, где давались инструкции, как производить отбор вещей, этим делом ведал т.[Юлий Михайлович (12)] Газенпуд. Последний для этой цели вызвал не меня, а т.Глазунова из Ленинграда. Я же был в это время в Харькове случайно, так как по соглашению с Харьковской конторой решено было сделать пробную публикацию о закупке Госторгом старинных вещей в г.Харькове, и я приехал туда после публикации на несколько дней для закупки. С Глазуновым я встретился в г.Харькове на улице, а затем мы пошли в контору. Т.Глазунов просил и меня включить в эту комиссию, так как я знаю содержание украинских музеев и могу указать, во-первых, те музеи, где имеются вещи, годные для экспорта, дабы не совершать излишних поездок по провинциальным городам, а с другой стороны, быть полезным для определения того, является ли данная вещь действительно подлинной, а не поддельной, так как такое определение является во многих случаях чрезвычайно трудным, и возможны ошибки. Перед поездкой в музей т.Газенпуд информировал нас о том, что решение правительства о выделении из музеев лучших вещей именно на сумму 400000 является непоколебимым, а потому мы должны быть непоколебимы в вопросе об отборе вещей на эту именно сумму и притом лучших. Т.Глазунов при этом спросил, как же быть в отношении исторических ценностей, и получил ответ от т.Газенпуда, что и таковых не следует жалеть, а обязательно помещать в списки, так как сумма вещей на 400000 является обязательной.

В дальнейшем председателем Комиссии т.Дубровским нам вменено было в обязанность при составлении списков отобранных вещей перед нашей подписью обязательно вписывать фразу: "В данном музее никаких других годных для экспорта вещей не имеется".

Я еще забыл упомянуть о том, что когда в Харькове в помещении Госторга т.Глазунов стал настаивать на том, чтобы вместе с комиссией по отбору вещей поехал бы и я как лицо, знающее содержание украинских музеев, то я, имея задание от фирмы "Антиквариат" по закупке вещей лишь на частном рынке и понимая, что такая поездка отнимет у меня очень много времени, между тем как я был принят на службу на пробные 3 месяца с тем, что если закупка окажется подходящей и при том ежемесячно будет производиться на значительную сумму, стал упорно от этой поездки отказываться, так как это несомненно должно было отразиться на количестве частн[ых] закупок. Ввиду того, что Глазунов упорно настаивал и требовал этого, я вынужден был согласиться, но только поставил условием, чтобы Глазуновым было затребовано из Москвы (контора "Антиквариат" находилась тогда в Москве) разрешение на такую мою поездку с указанием, что я вынужден буду на значи[ельное] время прекратить скупку вещей на частном рынке. Действительно, по приезде нашем в г.Киев т.Глазунов показал мне письмо директора "Антиквариата" Гинзбурга, в котором последний предписывал мне поездку мою совместно с комиссией.

После Сум мы выехали в б[ывшее] имение Наталиевку, где хранились в одном из домов вещи б[ывшие] Харитоненко и устроен музей. В Наталиевке имеется и построенная Харитоненко церковь-музей. В доме б[ывшем] Харитоненко вещи оказались новейшего производства, и мы их в списки не внесли. В церкви же той же Наталиевки имелось большое количество очень старинных икон, начиная с 11 века. Ввиду того, что в то еще время не имелось точной инструкции относительно того, имеют ли сбыт за границей наши старин[ные] иконы, мы решили отобрать не все иконы, а лишь небольшую часть, а именно 6 или 7 штук, что нами и было исполнено. После этого мы выехали в г.Полтаву, где имеется два музея - исторический и картинная галлерея. В первом из них мы отобрали часть украинских ковров с европейским подражательным рисунком как наиболее ходкий материал для заграничного рынка, 2 серебр[яные] кружки старинные и золотой клад - раскопки, которые очень ценятся на заграничном рынке. Если я не ошибаюсь, раскопки мы оценили в 3000 руб. Необходимо упомянуть, что т.Глазуновым еще в г.Харькове было [объявлено], что оценку вещей он будет производить минимальную с тем, что в г.Ленинграде, куда вещи будут направлены, соберется комиссия, которая все эти вещи переоценит.

В картинной галлерее г.Полтавы вся выставленная коллекция картин, мебели и бронзы оказалась невысокой ценности и абсолютно непригодной для экспорта. Нами занесены были в списки лишь 2 картины. После этого комиссия выехала через Киев в г.Чернигов, где сосредоточены, главным образом, украинские ценности и имеется громадный музей.

Директором там состоит т.Вайнштейн, который очень волновался и нервничал при осмотре нами музея. В этом музее мы отобрали вещей на небольшую сумму, так как вещей, имеющих спрос на заграничном рынке, оказалось здесь немного. Из картин мы отметили лишь 1 портрет, затем один столик 18 века, затем мы отметили 3 персидских ковра рваных, но ценных и старинных, а также 2 десятка старинных церковных риз. Всего там отмечено было нами вещей на сумму тысячи 3. При занесении вещей в списки т.Вайнштейн очень волновался и все время говорил, что все равно он сделает так, что Исполком вещи эти не выдаст. Мы же указали ему на то, что мы исполняем лишь возложенную на нас обязанность указать и занести в списки то, что может быть по условиям времени продано на заграничном рынке, т.е. входит в список вещей заграничного требования, а решение же вопроса о взятии или оставлении этих вещей в музее нам не принадлежит. Из Чернигова мы вернулись в Киев, где приступили к осмотру Киевских музеев, где валютных вещей оказалось на наибольшую сумму. В Киеве председателем комиссии был т.Дубровский, чередовавшийся с профес. Зуммером в наших поездках.

В Лаврском музее находились несколько чрезвычайно ценных икон (13) первых времен христианства. При решении вопроса, следует ли заносить в списки такие редчайшие, исторические предметы, мы сочли нужным особо запросить представителя Главнауки, который категорически заявил, что мы должны заносить в списки решительно все, что может быть реализовано на заграничном рынке, так как нам поручена только эта работа, а не решение вопроса о том, что следует в музеях оставить, а что взять, так как эти вопросы будут решены высшими инстанциями в г.Харькове. В Лаврском музее хранится громаднейшее количество священнических и диаконских риз. По условиям заграничного рынка они являются ходкими и ценными предметами. Из числа риз мы занесли в списки около 120-130 предметов, затем занесли в списки золотую чашу весом около 10 фунтов, оцененную нами в 25000 руб. и некоторое количество старинных икон. После этого мы перешли к работе в других киевских музеях, о которых я изложил выше. На самую меньшую сумму вещей было отобрано нами в 1-м Государств[енном] Историческом музее. Здесь занесена была нами в список мебель старинная, а также несколько предметов серебра.

После того, как списки вещей всех музеев были нами закончены, комиссия разъехалась и прекратила свое существование. Это было в августе месяце [1928 года]. В конце сентября месяца меня вызвал к себе Управл[яющий] конторой Госторга т.Касьяненко и объявил, что я, под личную мою ответственность, обязан в течении оставшихся до 1-[го] Октября десяти дней упаковать в ударном порядке все музейные вещи и отправить их в Ленинград. Я занялся приглашением упаковщиков и [мы] приняли все меры к тому, чтобы выполнить это поручение в срок, что мною и было исполнено. Вещи наиболее ценные, как картины Кранаха стоимостью 30000, а также чаша золотая в 25000 руб., были отправлены мной в Ленинград для безопасности через Киевское ГПУ.

Работа моя в Киевском Госторге по закупке старины производилась следующим образом: я дал объявление в газетах о покупках нами старины, и публика стала носить вещи. Вещей, годных для экспорта, в частных руках сейчас имеется немного. Кроме того, мною производились осмотры клубов, госуд[арственных] учреждений, где могли случайно сохраниться такие вещи. Так, в детском клубе на ул.Трехсвятительской в доме № 14 или 17 мной была найдена и взята для Госторга за сумму 120 руб. люстра хрустальная 18 века стиля Людов[ика] 15-го. Люстра эта уже давно отправлена в Ленинград.

Кроме того, я совершал поездки в некоторые провинциальные города, где имелись от контор сведения о наличности стар[инных] вещей. Так, я был вызван в Винницу конторой Госторга, где закупил коллекцию картин и мебели.

Месяцев пять тому назад из Ленинграда приезжал от Антиквариата инстуктор т.Найдис, который сообщил мне, что в настоящее время за границей имеется консорциум антикваров, который интересуется и предлагает закупить у Антиквариата не только старинные священнические костюмы (парчу и шелк), но и новые, т.е. конца 19[-го] века, которых изобилие в наших церквах. Этот товарищ специально прибыл из Москвы, чтобы узнать, сколько таких предметов может оказаться на Украине. Я ему ответил, что количество их значительное и что в случае предписания о закупке этих предметов можно принять меры к увеличению этого экспорта до очень крупных размеров. По получении предписания из Москвы о закупке этих новых церковных тканей и присылки лимитных цен я съездил в Харьков, где был в Наркомвнуделе и добился циркуляра о продаже этих вещей, после закрытия церкви, исключительно Госторгу. В настоящее время наш Госторг завален предложениями окружных Админотделов о закупке этих вещей, и оборот наш достиг очень крупных ежемесячных размеров в этой области.

Что касается до моих родственных отношений, то у моей жены имелось 2 брата, оба студенты, призванные на военную службу в конце империалистической войны в 1916 году. Из них один (14) военный летчик в Гатчине, в 1918 году прибыл в Киев и здесь при занятии Киева петлюровцами последними заточен был [в] Педагогический музей, где и умер от воспаления легких, а другой (15) тогда же из музея был отправлен по соглашению немцев с украинцами добровольно за границу и с тех пор не возвращался, сейчас где-то в Польше служит на заводе. Сестра моей жены учится в Ленинграде в консерватории и дает уроки музыки (16).

Один из моих братьев (17) психически больной с 1900 года, сейчас ему 60 лет и он живет со старухой-матерью 87 лет на даче в Константиновке за Пущей Водицей. Другой мой брат (18) 8 - 9 лет служил секретарем у Киевского прокурора, в этом году он ушел со службы, а сейчас он служит юрисконсультом в Брусилове.

Антиквара Явича из Ленинграда [в] последний раз я видел на улице в Киеве летом 1929 года, он сообщил мне, что приехал на одни сутки, чтобы рас[с]читаться и забрать оставленные им здесь в Киеве свои картины. Через день ко мне на службу явилась некая гр. Работникова, у которой я торговал очень интересный комод 18 века с бронзой и предлагал за него 350 руб., и сообщила, что явившийся к ней неизвестный, которому она сообщила о моей цене, предлагает за комод 400 руб. и просит через 2-3 часа дать ему ответ положительный или отрицательный. Ввиду того, что она дала обещание продать этот комод через меня Госторгу, она просит сообщить, беру ли я комод или нет за эту сумму. Сопоставляя факт приезда Явича с этим инцидентом, я догадался, что покупателем на эту сумму мог быть только Явич, стал настаивать, чтобы она указала мне фамилии и в конце концов она созналась, что это был Явич. Я сейчас же внес деньги - 400 руб. и комод отвез в Госторг, а затем отправил в Ленинград. Работникова живет: ул. Рейтарская д. 35, кв. 1419. С гр. Трипольским я знаком давно, но вот уже более 4[-х] лет, как я его вижу чрезвычайно редко. В этом году встречался с ним один лишь раз в Лаврском музее, где он работает реставратором.

Считаю необходимым особо отметить, что, выполняя сейчас государствен[ные] обязанности по увеличению экспорта скупкой как церковных риз православных, так и всевозможных религиозных культных вещей еврейского обряда, которые я закупаю в изобилии и которые закупаются по хорошим ценам на америк[анском] рынке, я навлек несомненно на себя страшную ненависть весьма многих людей, которые скрытно продолжают быть религиозными людьми20.

Самый факт того, что, будучи православным человеком21, я вот уже более 3 месяцев объезжаю церкви и собственноручно срываю в церквах иконы и проч[ее] и этим навлекаю на себя ненависть религиозных людей, будучи в их глазах святотатцем, должно служить доказательством того, что к своим обязанностям перед государством я отношусь честно.

Считаю нужным подробно описать, как я добился издания циркуляра Наркомвнудела о продаже церковных вещей нам. После приезда инструктора Найдиса и сообщения о необходимости закупки новых риз я съездил в Нежин, где в бытность мою в прошлом году в Админотделе в сарае я видел много церковных риз. С представителем Нежинской конторы товарищем, фамилию которого я сейчас не помню, мы отправились в Админотдел, где товарищ секретарь очень неохотно дал разрешение на их осмотр. Эти церковные ризы лежали в сарае в сундуке. Когда открыли сундуки и стали вынимать очень хорошие и ценные ризы, на дне ящика оказалось 2 крысинах выводка. Из сундука стали выскакивать одна за другой несколько громадных крыс, а на дне в гнездах несколько десятков маленьких крысят. Всю эту партию риз по нашим лимитным ценам я оценил в 890 рублей и предложил начальнику Админотдела нам продать для экспорта. Начальник Админотдела сказал, что этот вопрос он согласует на совещании и велел мне прийти через 3 часа. Когда я пришел в назначенное время, меня встретил секретарь, который заявил, что Админотдел риз этих нам не продаст, так как имеется циркуляр Наркомвнудела о том, чтобы такие вещи исключительно передавать утилизационному заводу на выжигу22. Кроме того, в Нежине у Инспектуры Наробраза я тоже нашел партию шелковых риз из бывш[его] монастыря. За год до того я видел эту партию, она состояла из массы риз и хранилась в здании музея. Директор музея т.[Иван Георгиевич] Спасский, который и на этот раз показал мне эти ризы, на мой вопрос, почему количество их уменьшилось, объяснил, что часть их пошла на отделку мебели в клубах, кинематографах и т.п. Я пошел к инспектору Наробраза и просил его продать нам остатки риз, но согласия его на продажу их не получил.

Уезжая в тот же день из Нежина, я поручил товарищу, командированному ко мне из местного Госторга, добиться продажи этих риз нам и оставил в конторе подтвердительную записку о закупке их. Прошло много времени, а разрешения на продажу этих риз мы так и не получили. Тогда я составил на имя Р[абоче-] К[рестьянской] И[нспекции] г.Нежина отношение, в котором изложил мотивы, заставляющие нас добиваться закупки этих риз для экспорта, и передал это дело на их разрешение. Через месяц мы получили эти ризы из Нежинской конторы, так как последовало согласие Админотдела на их продажу. Инспектура же Наробраза так нам своих риз и не продала. Встречая, таким образом, препятствия в проведении кампании по закупке риз, которая, как сейчас и оказалось, является весьма значительной и рентабельной, я решил, что необходимо добиться изменения инструкции НКВ[Д] о порядке их ликвидации, ибо такие инциденты могли быть и в других местах. Будучи в г.Харькове, я вместе с т.Газенпудом зашли к старш[ему] инспектору культов, и я изложил ему характер нашей просьбы. Кроме того, об этом я писал и в Москву Антиквариату, который сообщил, что этот вопрос в РСФСР уже разрешен в положительном смысле во всей республике и что по этому поводу они обратились якобы с письмом и к Украинскому Н[ар]К[ом]Внуделу. Инспектор нам сообщил, что пока письмо Антиквариата ими не получено, а вопрос о продаже риз Госторгу для экспорта он поставит на обсуждение в ближайшие дни. Тем не менее время шло, а циркуляра не было. Вскоре в Киев приехала референт Харьковского Наркомторга т.Ростовская. У нас состоялось с ней совещание при участии т.Белоцерковского, где я доложил о чрезвычайной важности добиться циркуляра НКВД и указал, что при этих условиях наша заготовка может в течение полгода увеличиться на сумму тысяч 30. Спустя месяц после выезда т.Ростовской в бытность мою в одном из окружных городов я узнал, что этот циркуляр уже издан.

Между прочим, во время пребывания нашего по отбору вещей из музеев в г. Днепропетровске, с целью розыска церковных риз, я зашел специально к инспектору культов т.Николаевскому и от него узнал, что незадолго до того им была передана значительная часть церковных риз местным клубам. Я просил его указать мне место, где они находятся, и узнал, что часть находится в клубе профсоюзов. Я сейчас же отправился туда и когда обратился в клуб союзов, то там узнал, что вся эта партия уже разобрана и порезана на части. Таким образом, спасти эту партию не представилось возможным. Чтобы избежать таких случаев, я, по приезде в Киев, сейчас же написал всем Админотделам о том, что Киевская контора интересуется закупкой риз, платит по твердой цене и в случае наличия запасов мы просим нас извещать. После этого последовало массовое сообщение со всех округов о наличности в продаже риз. Ввиду того, что контора "Антиквариат" в Киеве при Госторге состояла из одного лишь человека - меня, на которого падала масса обязанностей, и агента по розыску вещей в городе и провинции, счетовода, упаковщика вещей и отправителя грузов в Ленинград при массе бумаг, а также массы вызовов в провинцию по требованию Админотделов, что в столицах выполняется целым штатов сотрудников, я не успевал объезжать все места. В настоящий момент в конторе Госторга лежат срочные телеграфные вызовы меня в Днепропетровск, Кременчуг, Старобельск, Мариуполь, Черкассы, Ромны и Чернигов.

Последнюю поездку [перед самым арестом] я совершил в г.Прилуки, ввиду того, что получены были две срочные телеграммы и вызов меня по телефону. В Прилуках, в день приезда, несмотря на страшную распутицу в дороге из-за весеннего таяния снегов, я совершил поездку в Густынский монастырь, где, по словам инспектора Админотдела т. Ильченко, было сложено парчи и риз на громадную цену. Ввиду того, что там размещена колония беспризорных, с другой же стороны, собор стоял с выбитыми окнами и на ризы насыпало снегу, являлась опасность, что при таянии снегов материя, находящаяся там, может сгнить. К вечеру мы вернулись обратно, причем по дороге несколько раз падали из брички из-за ужасной дороги. Несмотря на это, на следующий день я опять выехал туда, за 10 верст от города с двумя работницами и одним работником. Ввиду того, что работу по отборке и оценке в этот день закончить не пришлось, я остался ночевать в монастыре с работником, а двух девушек с половиной груза отправил в Прилуки. Всего мною в течение 4 дней закуплено товара на сумму 6000 руб.

По поводу лично переданных мной товарищу уполномоченному 16 долларов и одной золотой десятки сообщаю: товарищ уполномоченный произвел обыск в запертом моем ящике, где ничего не нашел. После этого он спросил, где у меня имеются ценности. На это я вынул сам эти 16 дол[л]аров и 1 десятку из того ящика, где он уже произвел обыск, и передал ему.

1 десятка оставалась у меня от продажи в 1920 году одному приезжавшему москвичу из моей старинной коллекции гравюр за 5 золотых десяток, а 16 долларов я купил у моего знакомого, сослуживца по Госиздату, складам УТО тов. Прончука, в 1926 году, когда я служил на этих складах, который, нуждаясь в деньгах, просил меня их разменять. Я взял их для размена, но сам купил, так как имел тогда излишек денег и считал тогда более выгодным держать их не в советской валюте, а в иностранной.

С гражд[анином] Золотницким М[оисеем] Абр[амовичем], имевшим магазин антикварный на Крещатике до 1926 года, я познакомился очень давно, лет двадцать тому назад. Он имел очень долгое время антикварный магазин на Крещатике, на углу Институтской. Будучи любителем старины и собирателем, я часто заходил как к нему в магазин, так и в магазин брата его Золотницкого Я.А. До последнего времени Золотницкий Моисей Абрамович продолжал держать магазин драгоценностей и антиквариата, а затем получил разрешение на выезд во Францию, куда и выехал, а там уже и умер. Золотницкий был очень интереснымрас[с]казчиком о старине, и я был с ним как со многими антикварами в большой дружбе, а так как магазин его был в центральном месте, на ул. Воровского 23, то, проходя мимо, я часто заходил к нему.

С гр. Быстрицким М.С. я познакомился в г.Одессе, в бытность мою там с санлетучкой во время занятия Киева поляками. Брат его имел там антикварно-комиссионный магазин, и я, проходя по городу и видя вывеску этого магазина, зашел и познакомился там с ним как с антикваром. Года, кажется, через два он приехал сюда в Киев и занялся антикварными делами.

На этой почве мне приходилось в городе с ним встречаться. Ввиду того, что этим делом он занимается уже много лет, он является большим знатоком и полезным человеком в смысле возможности отыскания хороших и подходящих вещей для экспорта.

Когда операции в Госторге по закупке антиквариата были прекращены, при Госторге оставалось отделение по закупке лишь ковров. И вот, после моего ухода т.Быстрицкий был приглашен в Госторг в качестве агента для разъездов по закупке ковров, и ему были даны деньги в сумме, кажется, 2000 для закупки ковров. Он тоже поставлял нам старинные предметы, часть которых браковалась, а часть годных для экспорта нами покупалась.

Не так давно мною было получено от ленинградской конторы "Антиквариата" сообщение о том, что гр. Быстрицкий подал заявление конторе о желании служить конторе в качестве агента по разъездам для закупки старинных вещей, и меня просили сообщить мнение по этому поводу, а также способе привлечения т. Быстрицкого на работу.

Я сообщил, что гр. Быстрицкий является человеком безусловно очень опытным в смысле как розыскивания, так и определения старинных вещей, имея 30-летний опыт, но что привлечение его на службу возможно лишь на условиях комиссионера с очень малым окладом в сумме 30 руб. в месяц, каковые типы договоров у нас в Госторге имеются и уплатой 10% вознаграждения от суммы доставленных вещей по роспискам продавцов; при этом я указал, что таковой договор необходимо ограничить сроком не более 3 месяцев, чтобы видеть, какие результаты дадут его поездки, и в случае невыгодности его работы для Госторга иметь возможность прекратить действие договора.

Контора "Антиквариат" дала свое согласие, о чем я и сообщил Быстрицкому, но оказалось, что гр.Быстрицкий за это время получил какое-то более выгодное служебное предложение, а потому от поступления на службу в Госторг на этих условиях он отказался.

В[п]лоть до последнего времени, т.е. до момента переговор[ов] о принятии его на службу в качестве разъездного агента, гр. Быстрицкий месяцами не заходил в контору и вещи доставлял в контору в очень малом количестве. По-видимому, он розыскивал вещи неэкспортного характера, а потому таковые нам не приносил. Иногда, но очень редко, за вещами он ездил и в провинцию, но куда именно я не знаю, так как вообще у антикваров существует обычай скрывать места обнаружения товара, так как бывали случаи, что один перебивает вещи у другого в хорошем пункте. Не так давно мы получили от конторы "Антиквариат" указание на то, что для развития закупок на Украине необходимо последовать примеру ленинградской конторы и завести сеть разъездных агентов, причем указывалось, что уплата таким лицам жалования должна быть минимальная, а все содержание их должно составляться из процентного вознаграждения.

Гр.Быстрицкого я считал наиболее подходящим для этой роли не только потому, что он был наиболее знающим в области старины, но еще и потому, что при таких поездках агенту нужно давать деньги для закупок сравнительно большие, и в случае отсутствия товара или же неудачных покупок, что весьма возможно всегда, значительные расходы по теперешним разъездам могут вызвать растрату агентом части данных ему сумм. В этом отношениии из числа антикваров Быстрицкий выделялся тем, что у него на квартире имеется пианино Беккера и несколько других недвижимых вещей, ценность которых определяется в сумме 1000 - 1500 руб., и я имел в виду взять у него подписку об обязательстве возврата денег под залог этих вещей.